На море установилась хорошая погода, летняя. Можно было загорать и ходить по деревянной палубе босиком. Если лечь, приятно пахло досками, деревенским домом. Желтые мачты с реями были похожи на стволы деревьев без листьев. Прямые паруса укатали по-зимнему, до следующего рейса они не пригодятся.
На судне шли последние уборки. Вытащили хлам из кладовок-кондеек и перебирали. А чего там только не было! Старые ведра, швабры, щетки, запасные металлические блоки. В груде хлама я заметил старый деревянный нагель, истончившийся от частого использования и покрытый следами желтой краски.
— Подарите! — попросил я боцмана грот-мачты Владимира Рыбкова. Заберу в домашний морской музей. Там у меня уже хранились кусочки парусов «Крузенштерна» и «Мира», дубовый комель-блок с «Седова» и прочие раритеты.
Боцман удивленно покрутил нагель в руке:
— Это польский ещё. Ему больше 30 лет. Забирайте.
Нагель — это металлический или деревянный штырь, который устанавливают на кофель-нагельной планке. Кофели и нагели — одно и то же. На нагелях крепят шкоты, брасы, гитовы, горденя, фалы и ниралы. Нижняя часть нагеля устанавливается в отверстие, верхняя остается сверху, так что на оба конца «восьмеркой» наматывают снасть. Получается быстро и надежно. Но если потянуть снасть, забыв снять её с нагеля, то деревянный штырь сломается, а металлический погнется. Представьте, с одной стороны снасть натягивает парус, приводящий в движение 3‑тысячитонное судно, а с другой её тянут два десятка крепких курсантов. Нечто подобное произошло на левом борту у фок-мачты: погнули металлический нагель.
У нагеля фаллическая форма: длинный, крепкий, на конце утолщение. Поэтому он — вечный объект матросских шуток и дружеских пожеланий «не сесть на нагель». И даже угроз «я вот тебя нагелем сейчас». Время от времени курсантов заставляют шкурить и покрывать лаком облупившиеся нагели. Это тоже со стороны выглядит забавно. Ну, а что? Коллектив мужской, поводы для веселья незамысловатые. Ещё вчера я улыбался курсантам, сидящим рядком и яростно надраивающим деревянные жезлы. А сегодня сам сел на палубу, полировать нагель. Работа нудная, тяжелая, пыль во все стороны.
Одному из курсантов боцман поручил вычистить до блеска мощные болты, которыми был прикручен к надстройке запасной якорь. Каждый болт предстояло выкрутить и потом долго тереть наждачкой. Сели рядом: курсант с болтом, я с нагелем.
— Кому это нужно? — ворчал курсант, скрипя шкуркой. — Кто эти болты увидит? Что это вообще за работа такая!
Несколько раз он попытался увильнуть, пристроив вместо себя юнгу, но боцман вернул курсанта на место. Наконец, объявили перерыв, и курсант испарился. Я остался на палубе, желтая краска оказалась въедливее, чем я надеялся. Вооружился целым арсеналом шкурок и щеток. После часа труда нагель стал такой гладкий, что можно выставлять на витрине на Риппербане в Гамбурге.
Через некоторое время на палубу вернулся курсант, озабоченно глядя по сторонам:
— Где мой болт? Куда делся? Ага, вот он! — лицо расплылось в улыбке. После небольшой разлуки болт не казался враждебным. Уже свой, родной.
Вот и я смотрел на старый неказистый нагель почти влюбленными глазами. Какой он получился ладный, да нарядный! Покрыл его лаком и повесил сушиться на солнце у фок-мачты. А пока работал, сочинил небольшую оду в честь нагеля.
На паруснике каждый видит мачты,
И спереди всегда торчит бушприт.
А что важней? Не скажешь однозначно.
Всё важно, что стоит, висит, бежит.Терзает рулевой штурвал в ненастье,
И паруса помогут вдаль нестись.
Но на тебе лишь держатся все снасти.
Стой крепко, нагель, не ломайся и не гнись!
Позвонить
Написать
