Весь день на бушприте дремали две цапли. Одна белая, другая желтоголовая. Если люди подходили близко, цапли нехотя расправляли крылья, делали круг над «Палладой» и садились обратно на сетку бушприта, пряча сонные головы в перьях.
Куда они едут? — размышлял я. Понимают ли, что движутся на север, или просто отдыхают после долгого перелета? Если не понимают, то наверное удивятся, проделав за сутки больше ста миль. А если понимают, то выходит, что они тоже морские практиканты, как и мы: то на бушприте посидят, то на мачту взлетят, то по палубе с важным видом прогуляются.
Наши практикантки Лада Залетова и Ирина Закожурникова решили окончательно закрыть вопрос с подъемами. Лада не могла избавиться от высотобоязни, а пенсионерке Ирине было сложно подниматься по вантам. Тем не менее, обе женщины набрались смелости, чтобы покорить брам-салинг и бом-брам-рею. Это около 45 метров от уровня палубы.
Самое сложное при подъеме на мачту — выйти на салинговую и брам-салинговую площадки. Нужно подниматься по металлическим путенс-вантам под отрицательным углом. Для этого нужны отвага и тренированные руки гимнаста. Но Лада и Ирина нашли обходной путь по креплениям рей. Ирина поднялась на брам-салинговую площадку, а Лада вышла на нок бом-брам-рея. Выше только клотик — шляпка мачты, на которую вахтенные офицеры запрещали подъем.
Всё-таки море меняет людей. Они стояли над морем — улыбающиеся, загорелые, отважные женщины. Разве кто-нибудь подумал бы в начале пути, что они решатся подняться выше марсовой площадки? Ни за что!
Мы оказались в параллельной вселенной. Здесь море, а там на суше — незнакомый нам коронавирус. Каждый из нас получал из дома сообщения, иногда тревожные, иногда удивительные. Только по ним мы могли представить, что происходило в мире.
Жена практиканта Стаса Ляховецкого ездила каждый день на работу. У неё была такая работа, что из дома её делать нельзя. Ходила по Москве в маске и перчатках, а по вечерам устраивала пробежки во дворе, пока не видит Росгвардия. Их 4-летняя дочка сидела с бабушкой на даче и занималась удаленно через видеосервис Zoom английским языком.
У практикантки Елены Комратовой вирусом переболела двоюродная сестра в Москве. К счастью, вылечилась. Подруги жаловались, что в изоляции едет крыша: нечего делать. Одна увлеклась онлайн-танцами, другая вычистила мебель, перемыла посуду, постирала шторы — дом блестел, как никогда раньше. Офис перешел на дистанционную работу. Родные и даже начальница писали: «Лена, какое счастье, что ты в море!»
Муж Ирины Закожурниковой остался в Астрахани. Сидел дома, смотрел из окна на Волгу, на улицу не выходил. О нем заботилась дочь, привозила продукты. Внучка заканчивала медицинский колледж и собиралась проходить практику в больнице. Никогда Ирина не разлучалась с мужем так надолго. Даже три недели путешествия казались слишком долгим сроком, а вышло 2,5 месяца. Но нынешнюю кругосветку она считала одним из самых важных событий в своей жизни, наряду с поступлением в МГУ и встречей с мужем.
Роман Маричев поделился двумя историями из Орла. У его приятельницы была небольшая туристическая фирма, которая кормила её и дочку. С началом карантина фирму пришлось закрыть, других источников дохода у женщины не было. Попыталась устроиться кассиром в продуктовый магазин. Там потребовали санитарную книжку. Но контора, выдающая такие книжки, оказалась закрытой из-за коронавируса. Круг замкнулся, деваться некуда.
Другая знакомая работала медсестрой в больнице. Платили оскорбительно мало, и она устроилась работать помощником нотариуса, а потом ушла в службу судебных приставов. Год назад у неё истек сертификат медсестры, и она решила его восстановить. Без видимой цели, жалко же, если пропадет. Заново сдала экзамены, а нынешней весной сертификат пригодился: устроилась работать в больницу для инфицированных коронавирусом. Ей предложили зарплату 250 тысяч в месяц. Это при том, что на последнем месте работы не выходило и тридцати. Вот такие перемены в жизни.
Сам Роман надеялся выйти на работу, как только доберется до дома. Его начальник написал в рабочий чат: «Роман присоединится к нам после 4 июня. Его не принял Сингапур». «Не принял Сингапур? — ответил один из коллег. — Как скучно я живу!»
В городе Оха на Сахалине, где жили Сергей и Светлана Косаревы, не было ни одного заболевшего.
— Их еще в Южно-Сахалинске отлавливают! — смеялся Сергей.
Горожане некоторое время прятались по домам, но сейчас гуляли по улицам, катались на мотоциклах, ходили на охоту. Нефтяные и газовые промыслы не переставали работать. Детские сады были открыты тоже: надо же нефтяникам где-то оставлять детей? Даже кафе открылись. У подруги Светланы дочка собиралась идти на школьный выпускной бал.
Город Оха обсуждал не коронавирус, а скандал с мэром Гусевым, который в очередной раз попался на незаконной охоте. Его попытались выгнать, а он упирался и заявлял: меня народ выбрал, народу виднее, кому и где можно охотиться!
15-летний сын Сергея и Светланы жил с бабушкой. Первый месяц был рад тому, что остался без родительского присмотра. Но теперь писал, что скучает.
Сергей отправился на «Палладу», вернувшись с месячной вахты. Даже домой не заезжал. А сейчас вместо него работал сменщик, уже три месяца. По возвращении в город Сергей собирался сесть на машину и уехать на вахту на 3 месяца, не заходя домой. Увидеть сына он сможет лишь осенью.
Родители Михаила Голованова застряли дома в Нижнем Новгороде: мама не могла выехать на дачу, папа грустил, что не получится подготовить яхту к летнему сезону. Чтобы выйти, нужно оформить QR-код, а они не умеют. В целом жизнь в городе была терпимая, но люди мучились из-за агрессивной информационной среды. По этому поводу Михаил вспомнил притчу:
— Идет путник, а навстречу чума. «Откуда идешь, чума?». «Из города. Убила тысячу человек». «А я слышал, что 5 тысяч». «Нет, только тысячу. Остальные от страха умерли».
Притча не про наших практикантов. Чуму шапками не закидаешь — это понятно. Но и от страха никто из нас умирать не собирался.
Позвонить
Написать
